|
Уфимский Технологический Институт Сервиса
РЕФЕРАТ
по социальной психологии
на тему:
« АНГЛИЙСКИЙ МЕНТАЛИТЕТ »
Выполнили: студентки гр. СД 11
Ахметова Д.И. ,Исламова А.Р.
Проверила: Сулейманова В.З.
г.Уфа-1999 г.
Британская империя
О Британской империи уже больше сорока лет в Англии не говорят. Даже термин
"британское Содружество" потерял свой смысл. Но каждый раз, путешествуя, я
сталкиваюсь с остатками этой империи и удивляюсь, почему они со временем не
стушевываются. Самое яркое воспоминание - это неделя на острове Пенанг, в
Малайе, где мы целую неделю ждали парома в Индию. Мы остановились в бывшем доме
отдыха для британских правителей и их секретарей. Уже двадцать лет прошло с тех
пор, как последний британский губернатор прихлебывал свой отвратительный
уиндзорский суп и ел свой тошнотворный пудинг из говяжьего жира и сиропа. Теперь
в городе Пенанг в любом придорожном ресторане подают перлы малайской и китайской
кухни, со свежими фруктами, рыбами, с ароматными кореньями. Но в доме отдыха
малайские официанты подавали малайским бюрократам тот же уиндзорский суп,
облюбованный овдовевшей королевой Викторией, потому что в нем было много уксуса.
Потом нам подали ростбиф с жареной картошкой, и если бы у нас хватило сил
остаться на месте, подали бы еще и тот сытный рождественский пудинг, который
своими калориями заменяет англичанам центральное отопление. Жара стояла
неимоверная - сорок градусов при максимальной влажности. Даже с ящериц, которые
висли на потолке, капал пот. Малайские бюрократы-ревизоры спокойно сидели в
галстуках и пиджаках и как будто без усилия над собой поглощали имперскую еду.
Британская империя, видно, хотела, чтобы даже в самом удаленном ее уголке все
было точно так, как дома. Когда я попал в Австралию, меня удивило, что, несмотря
на возможность охотиться на кенгуру, англичане ввезли для охоты лисиц, отчего
теперь ночью парки Сиднея или Мельбурна так же кишат наглыми бродячими лисицами,
как и парки Лондона. Мясо сумчатых не нравилось имперским конкистадорам, поэтому
они ввозили кроликов, которые опустошают австралийские равнины.
Дороги мы, британцы, строили тоже не как римляне и не прямые, а с изгибами. На
дорогах в малайских джунглях до сих пор главным препятствием оказываются не
корни тропических деревьев, не горные ручьи, а те милые английские перекрестки в
форме карусели, где все останавливаются, и никто не знает, кому проезжать
первым. Не только в Малайе, но и в Индии удивительно сохранились грандиозная
железнодорожная система и бюрократия, которые сейчас разваливаются в Англии.
Конечно, для путешествующего англичанина-моноглота самое дорогое наследство
нашей империи - всеобщее знание английского языка. Без нашего языка Индия
разорвалась бы на части от национальных распрей, и до сих пор индусы-буржуа
говорят на таком хорошо сохранившемся английском, какого в Лондоне уже не
услышишь. Культура центра, конечно, лучше сохраняется на периферии, как живые
ветви на давно гнилом стволе старого дерева. Только в Новой Зеландии женщины до
.сих пор надевают белые перчатки, чтобы сходить в магазин, и только в Австралии
жена профессора требует, чтобы жена доцента носила ей сумку. Империя строго
соблюдает сословные различия, хотя в Англии все уже перемешано, так что среднего
профессора трудно отличить от среднего бомжа.
Британская империя, что помнит не каждый историк, раньше включала и Европу: ведь
мы долго не отдавали французам
Кале и до сих пор не собираемся уходить из
Гибралтара. Наши связи с бывшими европейскими колониями до сих пор основаны на
торговле вином. Даже французы, ценители самых лучших вин, должны покупать их у
англичан. Недаром мы долго владели Бордо, и до сих пор производство портвейна и
хереса (без которых цивилизованное общение в Англии немыслимо) зависит от
португальских и испанских семейств, которые уже столетиями говорят на
подозрительно чистом английском, посылают своих сыновей в английские школы и
являются последними реликтами того времени, когда в каждой стране жило хоть одно
сословие, зависимое от Британской империи.
Англоманы и англофобы
"Патриотизм - это последнее убежище негодяя", - провозгласил лексикограф Сэмюэл
Джонсон двести лет назад, и с тех пор британская интеллигенция ютится в любом
убежище, но только не в этом. Распри и ссоры среди писателей сосредоточиваются
на их отношении к феминизму, к гомосексуализму, к социализму, к "зеленым", к
искусству ради искусства, к деньгам, но не на отношении к патриотизму. На первой
мировой войне английские поэты гибли пачками не потому, что они верили в правоту
дела, а потому, что считали нравственным долгом убежать из лицемерной,
ура-патриотической Англии и разделить общую судьбу в окопах северной Франции.
На словах наши писатели были антипатриотами. Когда призывали в армию
биографа-эссеиста Литтона Стрейчи и он, как пацифист, отказывался от службы, его
спросили: "А что вы сделаете, если увидите, как немецкий солдат насилует вашу
сестру?" Он ответил: "Я вклиню между ними собственное тело". Романист Форстер
заявил, что он лучше предал 6ы родину, чем друга.
Английская интеллигенция замечательна тем, что она добровольно покидает родину и
предпочитает ссылку своему родному очагу. Грэм Грин во Франции, подобно Байрону
в Греции, Шелли в Италии, Одену в Америке, Лоуренсу в Мексике, своим творчеством
и местом жительства исключает традиционный патриотизм.
Объяснить такое явление просто обывательской атмосферой родины нельзя; скорее мы
имеем дело с каким-то личным империализмом, который гонит наших интеллигентов
(как в России он гнал Грибоедова и Лермонтова) на чужбину. Убегая от родины,
интеллигенты бессознательно выполняют ее задания. Великие английские патриоты
часто переодевались до неузнаваемости. Генерал Гордон, герой и мученик
империализма в Хартуме, одевался китайским мандарином. Томас Эдуард Лоуренс,
автор чудесной биографии "Семь столпов мудрости", превратился в араба, чтобы
возглавить отряд спецназа на Ближнем Востоке.
Фактически все наши интеллигенты отвергают патриотизм: трудно назвать хоть
одного интеллигента, поддерживавшего Тэтчер во время фолклендской войны.
Народный фронт в Англии является черносотенной партией, в которой нет ни одного
интеллигента.
По сравнению с Францией или с Россией идеология английских интеллигентов
озадачивает своим нигилизмом. Но верить ему нельзя. Англичанин, который прячется
в тосканских холмах и ужасается, если узнает, что другой англичанин поселился
рядом, в глубине сердца готов всем жертвовать ради родины. Патриотизм, как все
английские пороки, скрытен и лицемерен. Недаром французы спрашивали: "Почему
солнце никогда не заходит в Британской империи?", на что им отвечали: "Потому
что Бог не верит англичанам в темноте". "Коварный Альбион", по мнению опытных
соседей, скрывает свое самолюбие, свой огромный комплекс превосходства.
Англичане всегда первые ругают самих себя, чтобы опередить критиков
1 2 3 4 ... последняя
|
|
|
|
На сайте: |
, ,
|